|
Нашим читателям хорошо известно имя генерала Геннадия Трошева. Герой двух чеченских кампаний, талантливый командир, тонкий дипломат - он один из тех немногих людей, кто был посвящен в большинство тайн этих войн.
Обычно современники только спустя десятилетия узнают подробности событий, участниками которых они были. Летописцы словно ждут, когда в небытие уйдут все главные действующие лица...
Но генерал Трошев решил нарушить этот обет молчания. В издательстве "Вагриус" готовится к выходу книга его воспоминаний. Одну из глав новой книги Геннадий Николаевич любезно предоставил газете "Завтра". И по ней читатели смогут судить о том, насколько интересна и захватывающа эта книга.
Ведь это наши горы?..
К апрелю 1995 года боевики были вытеснены к предгорьям и отрогам Главного Кавказского хребта. Их основные базы располагались в Шатойском, Веденском и Ножай-Юртовском районах. Несмотря на понесенные потери и отсутствие сплошного фронта обороны, дудаевцы сумели выставить минновзрывные заграждения, укрепить опорные пункты (расположив их в том числе и в жилых домах) и передислоцировали технику и артиллерию. Боевики готовились к новому этапу борьбы - горной войне. Готовились и федералы.
В конце марта, когда еще шла операция по взятию Гудермеса и Шали, решено было создать объединенную группировку войск Министерства обороны. Я об этом еще не знал и был на своем КП, на высоте Гойтенкорт, когда меня вызвал к себе Квашнин. Приняв командование войсками СКВО, Анатолий Васильевич, тем не менее, редко покидал штаб ОГВ в Ханкале, оказывая помощь генералу А. Куликову в руководстве общим ходом "операции по наведению конституционного порядка в Чечне"... Причина вызова была мне непонятна, и всю дорогу я строил предположения, думал: что за срочность? Падение Шалей - вопрос нескольких дней, решил я. Неужели Дудаев капитулирует, и в связи с этим меня вызвали? Но мои надежды были напрасны. Причина оказалась намного прозаичнее: Квашнин мне предложил возглавить группировку войск Минобороны. "Добьешь Шали, а затем принимай под свое начало всех армейцев, согласен?" - сказал Анатолий Васильевич. Я думал не больше минуты. "Согласен", - ответил.
После разговора, уже в новом качестве, Квашнин представил меня генералу А. Куликову. В то время Анатолий Сергеевич месяц как командовал всеми силовиками в Чечне. С Куликовым состоялась любопытная беседа. После того, как Квашнин рассказал командующему ОГВ обо мне (это обычная практика при назначениях), Анатолий Сергеевич спросил:
- Геннадий Николаевич, я знаю, что вы родом из этих мест. Не боитесь ли вы, что вам, вашим родным и близким начнут мстить?
- Вы же не боитесь, товарищ генерал, - ответил я ему. - И я не боюсь... Я пришел сюда, в Чечню, не для того, чтобы уничтожать народ, который хорошо знаю, а чтобы спасти его от бандитов. Надеюсь, чеченцы меня поймут и не станут считать "врагом народа". Это, во-первых. А во-вторых, если вы с Квашниным мне доверяете, то постараюсь не подвести...
Видимо, мой ответ понравился Куликову, потому что в дальнейшем у меня с ним установились добрые и даже доверительные отношения.
Так или иначе, но весной 95-го года мы все же надеялись на то, что дудаевцев можно склонить к сдаче оружия и прекращению сопротивления. В переговорном процессе довелось участвовать и мне. Еще в марте мне пришлось первым из командования группировки встретиться с Масхадовым. Про эту встречу я уже упоминал выше. Но теперь хочется рассказать подробнее.
Масхадов согласился переговорить со мной. Но где встречаться? "Давайте на нейтральной полосе", - настаивал он. Но такой нейтральной полосы тогда не было. Наши войска стояли почти везде на равнине и в предгорьях. А там, где не было федералов, соответственно, располагались дудаевские отряды. Масхадов настоял на том, чтобы встреча состоялась в Новых Атагах, на "его" территории. Пришлось уступить, хотя это был риск.
Я переговорил вначале с Квашниным и объяснил ситуацию. Тот сказал, чтобы я вышел на Грачева. Министр обороны дал добро. Он, видимо, переговорил с Ельциным или Черномырдиным (премьером). Без их санкции Павел Сергеевич встречу "зарубил" бы...
В то время я уже знал, что Масхадов с Дудаевым были в натянутых отношениях (Аслан об этом позже лично мне признался). После чувствительных поражений на равнине Масхадов, выступая по местному телевидению, потребовал от Дудаева отказаться от выдвигаемых им условий на встречу только с президентом России и призвал его вести переговоры с министром обороны Российской Федерации П. Грачевым. В противном случае, по словам Масхадова, Дудаев должен "закончить политические игры и лично встать с оружием в ряды бойцов". В общем, разногласия дошли до публичных ультиматумов...
Выдвинулись мы в Новые Атаги на двух БТРах. На одном я находился, на втором - охрана. Когда въезжали в село, обратил внимание на то, что чеченцы радовались нашему приезду. Руками махали, даже честь отдавали. Я глазам своим не верил.
Встреча должна была состояться в доме Резвана. Он был директором цементного завода. Когда мы вошли во двор, полный народа, сразу прекратились всякое движение и суета. Ждем. Масхадова еще нет. Я подумал: может, и не будет встречи?.. Ожидание было томительным. Тем более, что вокруг - немало вооруженных чеченцев со злыми глазами. Нас могли перестрелять, как куропаток...
Через 10-15 минут - оживление. К дому подъезжают несколько автомобилей "Нива". На головной машине - флаг Ичкерии с изображением волка. Во двор входит Масхадов со своим окружением. Здороваемся. С Масхадовым приехали Имаев (генпрокурор Чечни) и полевой командир Руслан Гелаев. Тогда он уже был ранен в бедро и хромал.
Переговоры состоялись в самой большой комнате дома. Я должен был выставить следующие требования: незамедлительное прекращение боевых действий; обмен всеми убитыми и пленными; сдача оружия; вывод войск с территории Чечни на административную границу.
По этим вопросам меня уполномочил вести переговоры министр обороны П. Грачев.
Во время переговоров Масхадов все время смотрел вниз, на свои руки. Нервничал. Было заметно, что руки слегка тряслись. Скажет два-три слова и опускает голову. И так несколько раз подряд.
Я сразу огласил, с какой целью прибыл. Масхадов по первому вопросу ответил утвердительно. Мол, прямо сейчас дадим команду: остановить боевые действия. И тут же спросил: "А ты в состоянии дать команду на прекращение огня?" Я ответил: "Да, в состоянии. У меня такие полномочия есть".
По второму вопросу договорились без проблем.
Третий вопрос. Здесь Масхадов категорически отказался идти навстречу. Требовал, чтобы вначале мы вывели войска, а потом они, мол, сами организуют сдачу оружия...
Через несколько дней мы вновь встретились. Теперь, кроме Масхадова, присутствовали Ширвани Басаев (брат Шамиля) и Мовлади Удугов. Мы друг друга проинформировали об обмене убитыми и ранеными. Затем Масхадов мне говорит: "Геннадий, мы с тобой военные люди. Мы можем договориться не стрелять друг в друга, обменяться пленными и ранеными. Но вывести войска и сдать оружие - нет. Не наш с тобой уровень"...
Я доложил Грачеву, что Масхадов хочет встретиться с Черномырдиным или с ним лично. Министр обороны сказал мне, что готов встретиться. Договаривайся, мол, о дате. Масхадов, в свою очередь, подтвердил свое желание. Сказал, что готов в любое время.
На третью встречу я пригнал с собой радиостанцию. Организовал связь между Масхадовым и Грачевым. Они пообщались. Договорились о встрече. Содержание их разговора я не знал. Ни Масхадов, ни Грачев мне об этом не говорили. Только позже я узнал, что должен стать заложником на тот период, когда Масхадов будет встречаться с Грачевым. Это было что-то вроде гарантийного условия. Об этом мне рассказал Масхадов через три года, когда уже в ранге президента Чечни встречался с Е. Примаковым (тогда главой правительства России) во Владикавказе.
Аслан вспоминал: "Ты знаешь, что твои хотели подставить тебя, оставить в заложниках за мою голову". Он подробно рассказал о том, как они договорились встретиться с Грачевым. В назначенное время и место Масхадов приехал, а Грачев нет. Обманул...
Еще одна встреча состоялась у меня с Масхадовым в начале апреля 1995 года. Сначала говорили официально, за столом переговоров. Затем уединились и часа два вели разговор с глазу на глаз. Поднимали в основном одни и те же вопросы.
- Я советский офицер, - говорил Масхадов. - Воспитывался в советских традициях. Но как вы могли в мирное время прийти в Чечню и убивать народ?
- Нет, Аслан, я пришел не лично с Масхадовым бороться, не с народом, и даже не с Дудаевым, а с теми бандитами, которые взялись за оружие ни с того ни с сего. Где ты видел, чтобы в мирной стране вооруженные люди собрались в банды и безнаказанно грабили и убивали других?..
Мы заспорили, а затем долго разговаривали о семьях. Аслан рассказал о своей жене, о детях... Я поинтересовался:
- А как отреагировал Дудаев на наши с тобой переговоры?
- А никак. Он даже не спросил, о чем мы с тобой говорили...
В конце разговора Масхадов сказал следующее: "Геннадий, давай больше не будем встречаться. Мы с тобой хотим сделать мир, остановить войну, но, видимо, кроме нас это никому больше не нужно - ни Дудаеву, ни Ельцину...". Мы с ним тепло распрощались.
Конечно, в то время от Масхадова зависело не все, хотя многое. Если бы ему дали шанс переговорить с Грачевым, а потом и с Черномырдиным, то, возможно, ситуация сложилась бы по-другому. Трудно сказать. Для меня Масхадов до сих пор остается загадкой. Скорее всего, он стал жертвой политических игр и спекуляций. И прежде всего со стороны своих же соратников...
26 апреля 1995 года Б.Н. Ельциным был подписан Указ "О дополнительных мероприятиях по нормализации обстановки в Чеченской Республике". Мы понимали, что объявление моратория носило во многом чисто политический характер - в связи с празднованием 50-летия Великой Победы и прибытием в Москву многочисленных зарубежных делегаций. При этом приказы о прекращении боевых действий стали поступать в войска уже за неделю до подписания Указа.
Боевики в очередной раз нарушили мораторий. Гибли наши солдаты и офицеры, гибли лояльные к нам чеченцы... Дудаевцы использовали прекращение огня федералами как передышку для пополнения и перегруппировки своих сил. Многие достижения федералов таяли, словно снег в апреле...
В мае мы, наконец, получили добро на проведение операции в горах. Ее подготовку и осуществление жестко контролировал лично Квашнин. О замысле и деталях знали только несколько человек. Кроме Квашнина - Куликов, Булгаков и я.
Были созданы три горные группировки. Шатойской руководил генерал Булгаков, Веденской - полковник Макаров, Шалинской - генерал Холод. В замысле были предусмотрены три варианта. Чтобы ввести в заблуждение противника, на все три направления были выдвинуты войска. Таким образом, чтобы у бандитов сложилось впечатление, будто их станут атаковать с трех сторон, чтобы растянуть, "размазать" по всем горам.
Боевики не думали, что мы сунемся в горы. Еще в марте на переговорах я говорил Масхадову: "Аслан, в горы я людей не пошлю. Они плохо знают горы. Твои люди знают в десять раз лучше. Они здесь родились и выросли. Я буду посылать самолеты и доставать вас самолетами". Не знаю, поверил ли он моим словам. Во всяком случае, по радиоперехватам и оперативной информации было понятно: боевики считали, что федеральные войска станут использовать только авиацию и артиллерию.
А во время нашей последней встречи на войне, в апреле, речь вновь зашла о горах. Когда мы прощались, Масхадов улыбнулся и сказал:
- То, что ты пойдешь в горы, я знаю. Ты здесь вырос. А остальные, как пойдут, как технику протянете?
- Найдем способ.
Аслан удивился и усмехнулся. Он не знал, что у нас уже все было готово к проведению горной операции...
Вначале войска действовали одновременно в трех местах. Особенно ожесточенные бои развернулись на шатойском и веденском направлениях. Например, боевики цепко держались за цементный завод. Он был своеобразным замком на входе в Аргунское ущелье. Переговоры о том, чтобы завод оставить целым, ни к чему не привели. Пришлось его штурмовать. В течение нескольких суток войска группировки наносили удары по противнику и в конце концов почти без потерь овладели важным объектом обороны дудаевцев. Каждый день только убитыми они теряли по нескольку сотен человек.
Общие потери боевиков, по состоянию на 31 мая, оценивались в 12 тысяч человек! Донесения из Чечни в период "горной войны" напоминали сводки с фронтов времен Великой Отечественной:
29 мая. Уничтожены в ходе боевых действий за 27 и 28 мая 1995 года: 294 боевика, 1 танк, 4 БТР, 23 автомашины, гранатомет, пулемет, ПТУР, наблюдательный пункт, 6 опорных пунктов и склад боеприпасов. Потери федеральных войск составили - 3 убитых и 6 раненых.
30 мая. Потери боевиков за истекшие сутки: 88 убитых, 1 БТР, 8 автомашин, зенитная установка, гранатомет, ПТУР. Кроме того, у боевиков изъяты 3 гранатомета, 201 килограмм взрывчатых веществ, более 4 тысяч единиц различных боеприпасов. Федеральные войска потеряли 3 человека погибшими и 8 ранеными.
31 мая. Федеральные войска вплотную подошли к горловинам Аргунского и Веденского ущелий и продолжают методичный обстрел позиций НВФ огнем артиллерии и авиации. Ожесточенные бои идут в предгорьях и горах. Основная задача - расчленение группировок дудаевцев, сконцентрированных на шатойском и веденском направлениях. Боевики создали первые батальоны смертников, готовых к выполнению любого задания и осуществлению диверсионно-террористических операций.
1 июня. За истекшие сутки федеральные войска в Чечне потеряли в общей сложности 10 человек убитыми и 13 - ранеными. Уничтожено 123 боевика, танк, артиллерийское орудие, зенитная установка, 4 базы. Ожесточенные бои идут по всей линии фронта в районе населенных пунктов Бамут, Агишты, Сержень-Юрт, Ножай-Юрт. По утверждению чеченских источников, федеральные силы в районе селения Сержень-Юрт, применив тактику обхода, взяли господствующие высоты 312 и 319, закрепились на них и ведут постоянный артиллерийский обстрел позиций противника в окрестностях населенных пунктов Ведено, Шатой, Бачи-Юрт, Мехкеты.
Упорное сопротивление дудаевцы оказали в районе Ярышмарды. Атаковать в лоб уже стало невозможно. Мы могли понести большие потери. Начали искать выход из положения. Их напрашивалось два. Первый - найти обходной маршрут, что в той ситуации было весьма сложно. Второй - поменять направление главного удара, перенацелить войска на Ведено. К тому же противник начал подтягивать большие силы в Аргунское ущелье, чтобы удержать шатойское направление. Итак - Ведено, вотчина братьев Басаевых.
Генерал Булгаков предложил решение: главные силы 245-го полка провести вдоль реки. Таким образом, группировка бандитов рассекается надвое, и появляется возможность захватить два базовых района боевиков. Я утвердил это решение.
На заключительном этапе части и подразделения выдвинулись к Ведено с двух направлений: Дачу-Борзой - Агишты и Дачу-Борзой - Мехкеты. За один день командир 245-го полка полковник С. Морозов по каменистому руслу реки сумел вывести свои главные силы в район населенного пункта Элистанжи. И тогда возникла идея высадить тактический воздушный десант.
Еще в 1942 году в этих местах в районе населенного пункта Мехкеты немцы планировали высадить десант. Профашистски настроенные чеченцы оборудовали здесь аэродром, а затем немцы посадочным способом доставляли сюда своих инструкторов. Создали запасы оружия, боеприпасов, продовольствия. Чечня должна была стать опорной базой для дальнейшего выхода немцев к бакинской нефти. Этот план за малым не был осуществлен. Помешали успехи Красной Армии. Но кто мог подумать в то время, что спустя пятьдесят три года в этих местах будет высажен российский десант с реальной боевой задачей?!
Двое суток изучали обстановку. Внесли коррективы по результатам аэрофотосъемки. Но нам этого показалось мало. Хотелось лично убедиться и, как говорят, своими глазами посмотреть то место, где спланировали высадку десанта. Сели с Булгаковым на самолеты-истребители "Грачи" (на место второго пилота) и поднялись в воздух. Полет длился минут 30-40. Сделали три круга над окрестностями Ведено. Вдруг я увидел внизу "Ниву". Она двигалась по горной дороге в сопровождении еще двух машин. И летчики их сразу заметили. Я слышал переговоры пилотов с землей. Позже один из них рассказал мне, что за этой "Нивой" они давно охотятся. По имевшейся информации, в машине находился Дудаев. "Земля" запретила "Грачам" работать по автоколонне, так как в кабинах находились мы с Булгаковым. Выходит, мы с Владимиром Васильевичем помешали тогда уничтожению Дудаева...
Высадка десанта прошла успешно. Подразделения 245-го полка вместе с десантниками ударили по противнику одновременно с двух сторон. На некоторых участках обороны врага началась паника, бандиты бросали свои позиции и просто бежали, сверкая пятками.
3 июня древняя столица Чечни - Ведено - была в руках федеральных войск. Пленные дудаевцы потом признавались, что вначале они ждали основной удар на Шатой, поэтому и подтягивали туда резервы. У селения Агишты их связала боями морская пехота, а в ущелье - 506-й полк. И тыл боевиков оказался пустой.
В боях за Ведено федеральные войска потеряли погибшими 17 человек, ранеными - 36. Потери незаконных вооруженных формирований составили более 300 бандитов убитыми. Уничтожено 8 танков, 9 БМП, 1 БТР, 2 ЗУ, одна установка залпового огня "Град", 2 орудия, 6 минометов, 28 автомобилей с боеприпасами - фактически все остатки тяжелого вооружения боевиков. Наголову был разгромлен печально знаменитый "абхазский" батальон...
Шамиль Басаев был в шоке от потерь. Видимо, после катастрофы в Ведено задумал он свой кровавый рейд на Буденновск. От отчаяния...
Не давая противнику времени на передышку, войска после Ведено двинулись на Шатой. Туда можно было попасть только по одной дороге, идущей вдоль реки Аргун. Слева - отвесные скалы, справа - десятиметровый обрыв в реку. Возможности для маневра - никакой. К тому же разведчики обнаружили на дороге множество управляемых мин, фугасов. Идти по дороге - значит, положить людей и потерять технику. Нас возьмут в огневой мешок и перещелкают, как в тире. Генерал Булгаков предложил решение: основные силы "перетаскивать" по хребту, чтобы скрытно выйти к н.п. Большие Варанды и от них спуститься к Шатою.
Хребет шириной от 4 до 6 километров, дороги фактически никакой - только узкая тропа, по которой с незапамятных времен горцы ездили лишь верхом на лошадях. Но начальник инженерной службы 506-го полка подполковник Степанов со своими людьми за трое суток пробил дорогу, расширил ее под технику. Чуть ли не на руках несли боевые машины.
А чтобы противник не обнаружил основные силы, на главной дороге подразделения 245-го полка сымитировали атаку. Небольшой рейдовый отряд (в составе разведвзвода, мотострелковой роты, инженерно-саперного отделения с машиной разграждения и танка с тралом) двинулся вдоль реки Аргун. Вел их майор Н. Звягин. Уже при входе в ущелье боевики открыли шквальный огонь. Солдаты и офицеры держались как могли. Насмерть стояли, приковывая к себе силы бандитов. А когда к нам пришла уверенность, что противник "клюнул" на приманку, командир полка приказал по радио Звягину отходить.
Двое суток (!) рейдовый отряд отвлекал боевиков своими самоотверженными действиями. Героизм мотострелков обеспечил общий успех операции. Я склоняю перед ними голову. Спаслись немногие, прыгнув с обрыва в реку. Большинство погибло. Но ценой своей жизни они предотвратили гибель сотен и сотен своих товарищей.
Такие ситуации нередки на войне. К сожалению, командирам иногда приходится принимать жесткие решения: пожертвовать малым, чтобы спасти большее. Прости меня, Господи!
Благодаря отряду Звягина мы сумели 245-й полк вытащить к Шатою по хребту. А вечером 11 июня с другой стороны Шатоя был высажен десант. Несколько вертолетов, один за другим, подлетали в указанное место. Десантники выпрыгивали и сразу уходили в лес, чтобы с рассвета перекрыть возможные пути отхода боевиков из Шатоя. Один вертолет упал. Завалился на хвост и скатился в обрыв. К счастью, никто не погиб, были только раненые. Однако сдрейфил командующий армейской авиацией генерал Иванников, аж руки задрожали. "Все, прекратить высадку!" - закричал в эфир. Я его отстранил. "Ты что, - говорю, - всех погубить хочешь?! Спасуем сейчас - в крови умоемся! Все рухнет!" И вырвал микрофон: "Продолжать высадку! Не останавливаться!"
Слава Богу, все закончилось благополучно. 13 июня Шатой был полностью блокирован. Боевики вновь запаниковали - не ожидали такого внезапного удара федеральных войск. Они почти не оборонялись. Спешно, бегом покинули свои позиции.
С падением Ведено и Шатоя фактически завершилась последняя фаза "горной войны", что означало полное выполнение замысла федерального командования. За Шатоем открывался выход через перевал на Грузию. Теперь, после взятия ключевого населенного пункта, этот путь был перерезан. Если посмотреть на карту, там оставались только скалистые горы, где можно было ударами с воздуха и артиллерией добивать остатки бандитов.
Но развитие наступления остановили - опять начались переговоры. Так было после блокирования Грозного, при развивающемся успешно наступлением на Шали, после форсирования Аргуна... В считанные недели можно было дожать бандитов, не дать им возможности опомниться. Вот и на этот раз, в самый разгар шатойской операции, произошел неприятный сбой.
Наши перехватили разговор Масхадова с одним из полевых командиров. Тот сообщал, что русские наседают, его отряды больше не могут их сдерживать. "Выручайте, помогайте!" Масхадов ответил ему буквально следующее: "Продержись до 9 утра. Все будет нормально. Мы договорились: объявят мораторий". Ни я, ни Куликов не знали, что будет мораторий, а Масхадов уже знал.
Вечером на меня вышел начальник Генштаба генерал Колесников и сообщил, что в адрес командующего ОГВ Куликова послана телеграмма, предписывающая прекратить применение авиации. Я связался с Куликовым: "Анатолий Сергеевич, как же так?" Он тоже опешил: "Как прекратить? Люди же ведут бои в горах!"
Одновременно с Куликовым выходим на Колесникова. Он отвечает: "Что я могу сделать? Приказ верховного главнокомандующего у меня на столе. Вам его уже послали".
После полуночи получаем этот приказ. Где-то в 2 часа ночи снова выходим на Москву, пытаемся объяснить ситуацию. Бесполезно.
Эти, словно врагом спланированные остановки, эти украденные у армии победы - самая острая после людских потерь боль. Как воевать, если достигнутый кровью успех напрочь смазывается начинающимися вдруг совершенно ненужными "переговорами"? Кто наш главный противник: бандюки в горах, или предатели в сановной Москве? Когда Булгаков узнал о моратории, у него плечи опустились и желваки пошли ходуном: "Мне просто плакать хочется, Геннадий Николаевич", - выдавил из себя.
На следующий день после взятия Шатоя состоялась очередная встреча Масхадова с представительной делегацией федерального центра (Керимов, Зорин, Месарош и Паин).
Анатолий Куликов. Штрихи к портрету
Глубокой ночью, после получения приказа из Москвы о прекращении огня, командующий Объединенной группировкой войск Куликов связался с начальником Генштаба генералом Колесниковым. Пытался уговорить, чтобы отменили предательский приказ. "Это не в моей компетенции, - уперся Колесников. - Обращайся выше". Тогда Куликов стал звонить Черномырдину.
Премьера в Москве не было. И Анатолий Сергеевич "поднял всех на уши", чтобы разыскали главу правительства. Оказалось, Виктор Степанович отдыхает где-то на Черноморском побережье. Нимало не смущаясь тем обстоятельством, что Черномырдин, во-первых, в отпуске, а во-вторых, время на часах - около трех ночи, Куликов заставил обслугу премьера разбудить своего шефа и позвать к телефону.
Сонный, измотанный за последние дни Виктор Степанович взял трубку. Он был, конечно, раздражен. Мало того, что ему не дают отдохнуть, да еще и проблему задали, выходящую за рамки компетенции премьера. Черномырдин не успел, фигурально выражаясь, глаза продрать, еще сознание не включилось на всю катушку, а в ухо уже дятлом долбил Куликов:
- ...Нельзя прекращать огонь, Виктор Степанович! Трошев высадил десант, люди находятся на горах. Если мы прекратим поддерживать их авиацией и артиллерией, то обречем ребят на гибель!..
Виктор Степанович слушал-слушал и наконец сорвался:
- Это решение верховного! Ваше дело - выполнять приказ, а не обсуждать его! В 9.00 прекращайте огонь артиллерии, авиацию - на прикол! Максимум, что я вам разрешаю: отвечать автоматным (только автоматным!) огнем на огонь противника. Все! Разговор закончен!..
Куликов бросил трубку, чертыхнулся, но не сдался под напором окриков Черномырдина, решил дозвониться до Ельцина. Однако его убедили, что это дело - бесперспективное. Казалось, все - "труба" нашему десанту, "труба" идее, ради которой сложили головы солдаты и офицеры из отряда майора Звягина, "труба" замыслу окончательно разгромить бандитов в районе Шатоя... Другой генерал на месте Куликова давно спасовал бы перед беспощадными обстоятельствами. Но Анатолий Сергеевич связался со мной и сказал:
- Значит так, Геннадий Николаевич. Я - командующий Объединенной группировкой войск, и я беру всю ответственность на себя. Бей их, гадов, всеми средствами! Нужна авиация - поднимай в воздух, нужна артиллерия - круши бандюков снарядами. Не бойся. Я за все отвечу. Черт с ней, с Москвой. Москва далеко, а нам тут, на месте, виднее...
У меня сердце подскочило в груди. Я готов был расцеловать Куликова. Но одновременно и страшно стало за него. Как бы не сняли - подумалось.
Утром наш десант посыпался с гор на головы боевиков, как снежная лавина. В 9.00 полным ходом работали артиллеристы, в небе стрекотали вертолеты. В бандитском стане началась паника. Враг дрогнул и побежал.
Но одновременно радиоэфир накалился от воплей чеченских лидеров. Они жаловались своим союзникам в Москве на своенравие генералов из ОГВ. Неуправляемый Куликов, дескать, проигнорировал приказ верховного. "Эдак он скоро и Кремль будет бомбить. Дождались Бонапарта?!", - звучали по космической связи провокационные угрозы...
Ближе к полудню на меня вышел Анатолий Сергеевич:
- Все, Геннадий, стой! Больше держаться не могу. Давят, сил нет. Останавливай всех и закрепляйся.
- Понял вас, - отвечаю. - Даю команду "Стоп".
- Успел что-нибудь? - спросил Куликов.
- Успел, - говорю. - Добить уже не смогу, но зато Шатой наш, а главное - люди целы.
- И то хорошо, - вздохнул Анатолий Сергеевич. - Спасибо тебе, ребят поблагодари.
- Это вам спасибо, - отвечаю, заканчивая разговор.
Те несколько часов, которые отвоевал у политиков Куликов, фактически решили исход дела в нашу пользу. Не до конца, но все же склонили чашу весов на нашу сторону.
Москва не забыла упорства Анатолия Сергеевича. В конце концов его сместили с должности командующего ОГВ... путем повышения - назначили министром внутренних дел РФ. Лишь бы от Чечни подальше. Надеялись, что он утонет в текучке других дел. А он не утонул. Будоражил правительство, боролся с политикой полумер в отношении Чечни, открыто выступал против сторонников замирения с боевиками. Мало того, развернул войну с коррупцией внутри МВД- наверное, самую безнадежную войну.
По-офицерски прямолинейный, он не умел хитрить и ловчить в извилистых и полутемных коридорах власти. Быстро нажил себе кучу врагов. Боевые генералы, познакомившиеся с ним в Чечне, искренне переживали за Куликова. Боялись, что его подставят где-нибудь, вынудят уйти в отставку. В конце концов так и случилось. Но у Анатолия Сергеевича был резерв времени, чтобы сделать для государства немало хорошего.
Впрочем, даже если бы он ничего не сделал, то одно лишь его присутствие в правительстве благотворно влияло на ход событий. Так, к примеру, присутствие в актерском ансамбле В. Высоцкого или В. Шукшина - некая духовная гарантия того, что фильм приличный. Для меня министр Куликов - нравственная и политическая гарантия того, что поведение государства будет предсказуемым и чистоплотным.
Я помню, как безжалостно увольнял он генералов Голубца и Шкирко за серьезные просчеты. А ведь они были его старыми друзьями, однополчанами, воевали под его началом! Много ли найдется у нас на Руси столь принципиальных державных мужиков?!
Однако при всей решительности Куликова поставить крест на личной дружбе - если друг допускает серьезные просчеты, он никогда не предаст товарища из корыстных побуждений. Анатолий Сергеевич после того, как тяжело ранили в Грозном генерала Романова, на протяжении всех последних лет поддерживает и его самого, и его семью. Знаю, что он даже договорился с каким-то мировым светилой (профессором из Японии) о пересадке участков мозга Романову. Жена, правда, отказалась от операции. Но это вопрос второй. Главное, что своих друзей он в беде не бросал.
Я познакомился с Куликовым в феврале 1995 года. Невысокого роста, крепыш, со скупыми жестами - он оставлял ощущение основательности. Его фигура, речь, поступки - все было каким-то капитальным, несуетным, выверенным. Его взгляд сквозь очки, казалось, достает до мозга, до сердца собеседника. Трудно, наверно, приходилось тому, у кого на "темной стороне" сознания таились дурные помыслы.
Анатолий Сергеевич напоминал мне лучших представителей царской армии - глубоко образованных, интеллигентных офицеров, для которых святыми были понятия "честь", "верность присяге", "благо Отечества"...
Помню, меня поражала его способность по памяти цитировать классиков литературы и философии. Еще тогда я убедился, что за твердостью его позиции и отдельных решений по разным вопросам стоит не только характер, но и широкое мировоззрение, глубокое осознание правоты, четкая и выверенная шкала нравственных и других ценностей.
У Куликова не было той лихости, но одновременно и легкости, с которой отдавал приказы Павел Грачев. Анатолий Сергеевич лишен был всякого гусарства. Он не торопился с высказыванием своего мнения. Но уж если озвучил какую-то мысль, то можно было не сомневаться: под его словами - серьезный фундамент, эдакая мостовая опора, которую никаким ледоходом не сметет. Именно поэтому он пошел в атаку на Черномырдина, не боясь поднять его с постели в три часа ночи. Именно поэтому пошел в контры с Александром Лебедем.
Проанализировав ситуацию, Куликов сразу понял, что Хасавюрт - катастрофа и для Чечни, и для России. Его тогда не слушали, навесили ярлык "ястреба". Время показало, что Анатолий Сергеевич был провидцем. Кстати, термин "черная дыра" в отношении Чечни впервые применил он. Прижилось. Журналисты и политики уже забыли, наверное, откуда что пошло.
Закономерен и его уход в науку после отставки. Не на даче стал плесневеть, а защитил докторскую диссертацию...
Когда Куликов стал генералом армии, то пригласил меня к себе на вечеринку. Хотя я был генерал-лейтенантом, Анатолий Сергеевич подарил мне свои погоны генерал-полковника и оставил автограф на них. "Я верю, что им будешь", - сказал с улыбкой. И это маленькое предсказание через 4 года сбылось.
Мало кто знает, что в немалой степени Куликову я обязан тем, что с командира корпуса стал командующим 58-й армии. Анатолий Сергеевич ходатайствовал об этом перед Квашниным, что сыграло немалую роль при моем назначении.
Однако не из-за этого храню я о Куликове добрые воспоминания. Я никогда не забуду те несколько часов, которые он подарил нам для частичного завершения операции в Шатое. В отличие от многих генералов, он пренебрег личной карьерой во имя спасения солдатских жизней и ради победы над неприятелем. И что еще немаловажно: показал стране, что есть мундиры, которые невозможно запятнать даже в мутной и грязной воде военно-политических игрищ.
|
