|
Убийца не жалеет об этом. Суд ее оправдал
Когда в дежурке Ломоносовской милиции в очередной раз раздался вызов из этой квартиры дома 37 по Красноармейской улице, никто не удивился. Оперативники только устало вздохнули: опять. Опять Славка мать гоняет. Но от милицейского равнодушия не осталось и следа, когда в трубке на этот раз раздалось необычное признание матери: «Приезжайте, я убила его».
Никудышный
Сейчас, после убийства, Татьяна утверждает, что Славка всегда был никудышным. «Посмотрите на школьную фотографию, у него уже тогда были глаза волчонка». Со второго класса начал нюхать клей по подъездам в компании таких же бездельников, как он. С ранних лет состоял на учете в инспекции по делам несовершеннолетних, а также у нарколога как токсикоман и алкоголик. Обычно токсикоманами становятся ребята из неблагополучных семей, не получающие дома должной заботы и любви. О семье Славы этого не скажешь. Нормальная трудовая фамилия: мать, отец, два сына. Будучи еще здоровой, мать, Татьяна, содержала небольшую конеферму - уж очень она любила лошадей. Правда, даже любовь к животным Славику не передалась. С малолетства его тянуло в дурные компании, из школы парня пришлось забрать, определить в специальное ПТУ, но и там успехи в учебе оставляли желать лучшего, да и прилежным поведением он не отличался. По мере взросления недоросля последней надеждой родителей оставалась армия, но по причине неадекватного поведения служить его не взяли. Жить с этой вечной болью - непутевым сыном - Татьяне было тяжело, но все же она забывалась в работе, в уходе за животными, в заботах о муже, старший-то сын к тому времени женился и уехал.
Но все рухнуло, когда с ней произошло несчастье, приведшее затем к инвалидности.
Мать-инвалид
Лошадей своих она любила безумно, ухаживала за ними самозабвенно, прекрасно ездила верхом, недоедала, недосыпала, если требовалось принимать роды у кобылы или лечить захромавшего жеребенка. Богатства конеферма, конечно, не приносила, но достаток в семье был. И вот однажды Татьяне понадобилось перевести своего любимого Орлика в соседнюю деревню. Путь предстоял неблизкий - километров шестьдесят. Коня женщина пожалела и в седло не села, а вот себя по привычке пожалеть забыла. На другой день после перехода обнаружила на обеих ногах кровавые мозоли. Поначалу она не придала этому значения - ну кто из нас ногу не натирал? - стала лечиться домашними средствами: примочками да притирками, но раны не заживали. Когда обратилась, наконец, к врачу, было уже поздно: левую ногу пришлось ампутировать до колена. Это стало для нее шоком: пришлось расстаться с конефермой, вскоре к другой женщине ушел муж. И осталась она в двухкомнатной квартире вдвоем со Славкой. Почувствовав полную материну беспомощность и собственную безнаказанность, он устроил из ее жизни настоящий ад.
Хулиганство
Мы беседовали с Татьяной через пару дней после убийства, она была на удивление спокойна. Выезжавшие «на труп» оперативники рассказывали, что и тогда женщина не рыдала и рук не заламывала. Что же надо было такое сотворить, чтобы заставить мать, призванную до последнего жалеть и прощать свое дитя, произнести об убитом ею сыне «не жалею»? Как это, увы, нередко бывает, всю вину за свою бестолковую жизнь Славка возложил на родную мать. Несчастная искалеченная женщина стала для него воплощением всех бед. Хотя именно она его кормила, именно у нее он вытаскивал, если та не успеет спрятать, всю крошечную инвалидную пенсию, именно к ней зализывать раны приходил, в очередной раз избитый собутыльниками. И принимая от матери сочувствие и заботу, еще сильнее на нее злился. Выпив в одиночку на кухне бутылку паленого спирта, купленного на материны же деньги, он становился страшен. Свою злобу вымещал на ней, как только мог. Бил об пол стаканы и банки, приговаривая: «Чтоб ты, сука, последнюю ногу себе разрезала!» Со всей силы толкал в стену ее коляску так, что беспомощная женщина вываливалась на пол, а затем топтал мать ногами. Таскал ее за волосы по всей квартире. Распоясавшийся сын ненавидел даже маленькую собачку, последнего единственного ее друга. Бедное животное пряталось под стол, едва учуяв, что мучитель входит в дом. Однажды он на глазах у матери схватил несчастного пса за задние лапы и ударил об стену. Мать мешала ему жить, во всяком случае так ему казалось. Мешала своими нотациями, своими слезами, своей инвалидностью, даже своей заботой. Она раздражала его. Пьяный сын постоянно повторял: «Лучше бы ты сдохла, а не то я сам тебя убью». При встречах с отцом и братом угрожал: сожгу дом, разобью машину. Однажды за Татьяну заступился сосед, не выдержав ее криков за стеной, но и после такого мужского разговора хулиган утих ненадолго. Вообще, как рассказывает местный участковый, били его частенько. С участковым мать поддерживала постоянную связь, умоляла оградить от издевательств сына-хулигана. Снимала побои в поликлинике, писала заявления с просьбой направить его на принудительное лечение от алкоголизма, посадить в тюрьму, наконец. Но все, как говорят участковые, «материалы», едва дойдя до суда, возвращались с пометкой: отказать в возбуждении уголовного дела. В сущности, все время беспомощная мать была один на один с разъяренным сыном. Она испуганно жалась со своей собачкой в дальней комнате, с тревогой ожидая, каким издевательством закончится сегодняшний вечер. По нынешним временам, с новым гуманным Уголовным кодексом, осудить за хулиганство практически невозможно. На Славку только в последний год его жизни в милиции скопилось более двадцати «материалов». Лишь одно дело удалось довести до суда: мать его сожительницы, которую тот обокрал, добилась-таки официального разбирательства. Но что толку - осудили условно.
Последний вечер
В тот последний день Славка был на беседе у участкового. Сидел тише воды ниже травы, на мать жаловался: достала. Обещал опять устроиться грузчиком в магазин. Но как только нравоучение закончилось, раздобыл где-то бутылку «паленки», явился домой и сказал матери только одну фразу: ну, теперь держись. Как рассказывает Татьяна, в тот день у нее было нехорошее предчувствие. Она говорила по телефону с сестрой и попрощалась: чувствую, убьет он меня сегодня. И действительно, в тот день он кинулся на нее с топором. Что случилось дальше, известно из материалов следствия. Этим топором она его и зарубила, сама вызвала «скорую» и милицию: «Это опять я, хочу сообщить, что все кончилось». Окровавленное тело сына увезли, а ее решили оставить на подписке о невыезде. В дальнейшем суд оправдал Татьяну, квалифицировав ее действия как самооборону.
Кто, где и когда его похоронил, она не знает и знать не хочет. О содеянном не жалеет. Более того, говорит: «Когда пришлось самой прирезать того самого Орлика, мне было гораздо тяжелее. Приняв на себя страшный грех, я всех, кого он мучил, избавила от страданий. Я добровольно взяла на себя этот крест и буду нести его до конца жизни».
|
